Едва пристроив свою «десятку» в обычном месте возле магазинчика, гаишник шагнул на обочину. Знакомо. Как на рыбалке. Первым делом — к воде. Забросить удочку. И уже потом, косясь на поплавок, заниматься стоянкой. Тем более самая гаишная зорька. Косяк прёт на работу.

Похожее чувство — ну та же рыбалка — когда захожу в рощу с металлоискателем. Ничего, что здесь уже не раз проверено. Всё равно скорей расчехлить и включить. В принципе, в этом не только азарт, но и смысл. Земля часто отдаёт не всё разом. Что-то может оставлять и на потом. А если без литературщины, то ты вполне что-то мог и проскочить. То ли Веня потянул, то ли нос зачесался (ненавижу паутину!), чуть правее ступил… А может быть, этой ночью пираты делили награбленное. И впотьмах обронили золотые песочные часы.

Ну что, Веня, куда сегодня? В «джунгли», где мало мусора и больше надежд на что-то неожиданное? Или направо, где следы пикников и брошенные мангалы? Туда, где монетки покидают карманы присевших на низкие брёвнышки.

Слушайте, такое впечатление, что в рощу принято ходить с пятёрками. Процентах в восьмидесяти находятся именно эти монеты. Или их просто предпочитает металлоискатель. Ну да, лёгкая добыча — приличный кругляшок меди. Первые послереформенные пятирублёвки (1997 год) и до 2009-го делали из меди, покрытой (плакированной) слоем мельхиора. Покрытие в земле быстро облезает. Хотя, как — быстро… Некоторые монеты были на глубине штыка лопаты. То есть, там уже давно. А блестели, словно только с монетного двора.